Если сообщить сыну маминой подруги о том, что ты ебал его мамку просто потому что он тебя раздражает, то нет ничего удивительного в том, что за это можно получить по ебалу. Вообще он мерзкий тип, Дилан несколько раз слышал в школе разговоры о том, что у него настолько секси-мамка, что тот передергивает на нее время от времени. Карнеги все никак не мог понять, чем здесь хвалиться, ведь его мамка тоже ничего, но стоит начать того, что она все еще годится по возрасту ему в матери, во-вторых, она так-то его матерью и является. Последний факт должен останавливать больше, чем первый. Он умом понимал, что парень попросту пытается найти способ выебнуться, пошутить, привлечь к себе внимание, ведь очень весело схватить за задницу свою одноклассницу, прижать ту к стене и под громкий смех друзей, шептать ей на ухо всякую грязь. Дилана от этого передергивает еще сильнее, чем от мысли о сексе с чьей-то мамашей. Видимо, парень огорчился, когда Дилан сообщил, что тот имел половые сношения с его матерью, задел за живое, ведь даже у Дилана вышло, а вот у него - нет. И ведь нужно было так случайно встретиться на улице в Сочельник, не сдержать язык за зубами, сломанный нос казался Карнеги и без того слишком легкой платой за то, что ему удалось похрустеть костями своего одноклассника, пока их не растащил случайный прохожий.

Дилан был доволен. Учитывая, что и без этого настроение было не к черту, кошки на душе стенали пуще прежнего, особенно, если учесть последние события в его жизни. Он ведь тогда не хотел этого, это все вышло случайно, всего лишь эмоции, которым он снова поддался, Дилан хочет быть другим, стать лучше. Он виноват и перед Генри, и перед матерью, и перед той девушкой, которая стала его жертвой совершенно случайно. Не застав бы их вместе, она бы все еще была бы жива. И это гложет, заставляет долго себя самого в зеркало разглядывать и ненавидеть за то, что такое происходит. Из-за этого он и на мать срывается, кричит, обвиняя в том, что это она мужиков выбирать не умеет, поэтому на свет появляются такие, как он, поэтому он эту боль все заглушить пытается. Дилан уверен, что этот парень давно нарывался, его стоило бы упаковать в больницу еще при первой встрече, так как он мерзкий. Карнеги верил в то, что тот мерзкий по натуре своей, поэтому и пытается отыграться на слабых, щипая девушек за задницы, но не то же самое делает Дилан, когда вызывает его на эмоции? Хотя Карнеги и считает, что это более равный противник, поэтому бить можно, бить можно сильно, но нужно не забывать о той грани, которую Дилан постоянно пытается нарушить, когда чужие кости хрустят так громко, что о чем-то другом и думать уже нереально.

Чужие кости хрустят громко, но свои - еще громче, особенно, когда после всего происходящего, приходится голову запрокидывать так сильно, что, казалось бы, одно неловкое движение и вот-вот в снег завалишься. В этот момент можно было бы подумать, что Карнеги любуется небом над головой, наслаждается касающимися лица снежинками, ловит их ресницами и думает о том, как прекрасна сегодняшняя погода. Вот только снежинки неприятно щиплют лицо, порой пытаясь, преодолевая преграду в виде ресниц, добраться до глазных яблок, поделившись своей прохладой.

Вообще сломанные носы - это такое. Если ходить с ним слишком долго, то он сначала опухает, а после, когда опухлость спадет, он уже никогда не будет прежним. Конечно, если не попросить кого-нибудь переломать его еще раз, пытаясь придать ему более эстетичную форму. Карнеги все же решает, что посетить травмпункт - затея более выгодная, чем ждать второго пришествия кулака по ебалу.

Дилан не любит очереди, они наводят тоску, поэтому пытается занять себя осмотром одинаковых стен и таких же одинаковых кабинетов, на которых только названия разные. Так как смыть с себя собственную кровь - для слабаков, он периодически размазывает ее по лицу и по рукаву своей толстовки. Дверь открывается, из нее выползает какой-то дед, который выходить так-то и не торопится, медленно, опираясь на палочку, он все же освобождает проход в кабинет. Дилан ловит себя на мысли о том, что он еще не дед, чтобы в травмпункты ходить, но может хотя бы пару раз да стоит там появиться?

Карнеги в кабинет входит быстро, дверь за собой прикрывает, садится на стул рядом с доктором и смотрит, будто они могут читать мысли друг друга и он сразу же поймет, что проблема кроется на его лице (хотя это можно распознать и без способностей к телепатии).

- У вас есть собаки? - Дилан заходит издалека, да и пытается как-то избавиться от паузы, - у меня - нет.

- Что лучше: закрытый или открытый перелом? - Дилан никогда не задавался таким вопросом, но сейчас задумался, даже прикинул, что у него, скорее всего, всегда были именно закрытые, ведь в открытых должны кости наружу вылезать, по идее. Торчать так неуместно, зловеще выглядывать, сея панику и хаос вокруг себя. Такое бы на Хеллоуин точно зашло бы, но вот в Сочельник, когда все ждут под елкой оленей, праздника и веселья, как-то совсем не очень появляться с поломанными костями наружу. Если же переломаны внутри, то все не так печально для окружающих, меньше старушек будут охать вокруг тебя, покачивая осуждающе своими седыми головами. Сегодня тоже какая-то старушка укоризненно цокнула языком, когда Дилан проходил мимо. Взгляд у нее был еще с прищуром, будто она прямо сейчас готова наколдовать ему еще один перелом, если не два.

- А что не так с собаками? - Дилан хотел собаку несколько лет подряд, но отец говорил, что это еще более бесполезная шавка, чем сам Дилан, но теперь так никто не говорит и, хотя это странно при всех событиях, но это радует.

Пока ему делали снимки, Дилан разглядывал помещения, надеясь, что сюда он пошел по собственной воли первый и последний раз. Все это здание было пропитано тоской и где-то горько плакал чей-то вправленный нос или рука. Оно отдавало холодом, этот синий халат тоже отдавал холодом, как и невозмутимый врач, который проводил все врачебные процедуры и почему-то не любил собак.

По идее, сейчас должен быть громкий хруст, нос встает на свои места, они прощаются, Дилан ему кивает и они больше никогда не встречаются, если не брать в расчет альтернативную реальность, где Дилан точно еще несколько раз заходит к доктору с достаточно короткой, но, как казалось самому Дилану, сложной для выговариваемости, фамилией. Ради этого он сидел в очереди, зевал, размазывал кровь из носа по рукаву и лицу. И все так быстро. Возможно, хотя бы мама будет рада видеть Карнеги с костями на своем месте, сделает вид, что ничего не заметила, а он даже постарается руки спрятать, они проведут Сочельник, как нормальная семья впервые за долгое время. Если откинуть ту неприятность, что покоится где-то на заднем дворе, то они же нормальные, обычные, ничего удивительного в них нет, но Дилан на задний двор ходить не любит, он тоску вызывает. Мысли о несбывшихся желаниях и о том, что все это может быть явно не последний раз.  Он пожимает плечами на слова о том, стоило ли все это того. Дилану кажется, что стоило, ему стало легче, кому-то стало хуже, все получили порцию своих эмоций.